Известно, что Жерештиевы проживали в первой половине XVIII в. в долине р.Баксан. В документах упоминаются “две деревни Ерашты и Кунач на Баксане ... владельца Касая Атажукина”. Еще в 1753 г. “уздень Бий Ероштиев” вместе с другими кабардинцами дал присягу на верность России. Однако при генерале А.П.Ермолове Жерештиевы были обвинены в “сношении с непокорными”, вследствие чего бежали за Кубань (1825 г.), оказались в опале и “объявлены лишенными всех преимущественных прав в Кабарде”. На Кубани они “имели жительство у “непокорных абазин”. В середине XIX в. Жерештиевы известны в Карачае (на Хасауте). Это обстоятельство дало повод отдельным авторам отнести Жерештиевых к карачаевцам. Например, И.М.Шаманов в статье “Развитие скотоводства в Карачае в XIX—начале XX в.” отмечает, что “далеко за пределами Карачая славились лошади с тамгами Джераштиевых (Джарашты)” и что “самой красивой лошадью на Северном Кавказе считалась порода “Джарашды”. Кроме того, значительно раньше практически ту же мысль высказал проф. Дж. Коков. Он, правда, с оговоркой, замечает: “Жэрэшты — фамильное имя у карачаево-балкарцев, известное и в адыгской антропонимии”. Для подобной точки зрения некоторые основания действительно имеются. Так, в 1854 г. за участие в экспедициях против горцев среди других узденей “карачаевского племени” серебряная медаль была вручена и Жинусу Жерештиеву. В другом документе упоминается также отара “жителя карачаевского Юнуса Ерыштиева”. Однако и другие документы проливают свет на происхождение этой фамилии. Бегство Жерештиевых на Кубань устанавливается в прошении крестьян Виндижевых. “Аслан Эриштиев — отец претендателя на нас,— писали они, имея в виду Ж. Жерештиева, — со всем семейством был в бегах в Карачае и принял покорность только тогда, когда русскими войсками был покорен Карачай”. Факт проживания этого Жерештиева на Кубани подтверждается также еще одним любопытным документом 1832 г., из которого выясняется, что крестьянин Абезыванова аула, “принадлежащий узденю Еруслану Балову — Маруш Балов”, оказавшийся при допросе русским (“имя ему было Егор, желает ныне возвратиться к России и принять через крещение греко-российскую веру”), был украден “с малолетства закубанским узденем Исланом Ираштой”. И, наконец, из донесения начальника Кабардинского округа на запрос начальника штаба войск левого крыла Кавказской линии от 1859 г. узнаем, что “Женус Жерештиев по отзыву почетных жителей Кабарды есть кабардинский уздень фамилии князей Касаевых, что отец его действительно переселился в Карачай во время смут в Кабарде в 1822 году к родственникам по жене”.

В 50-е гг. некоторые из Жерештиевых вернулись в Кабарду. В 1859 г. Жинус Жерештиев писал начальнику Кабардинского округа Орбелиани: “ ... я, как природный кабардинец и не желая изменять данной мною уже раз на верное подданство присяге, просил начальство позволить ... перейти на жительство из Карачая в 120 верстах на р.Малке и поселиться с аулом выше 6-ти верстах Каменномостского укрепления и в том же году (1855 г.— С. Б.) основал на указанном месте из 15-ти домов свой аул”. Из приведенных документов ясно, что Жерештиевы — жители Кабарды и переселились на Кубань в 20-х гг. XIX в. к родственникам по женской линии, но в середине того же века возвратились в Кабарду, хотя и потом неоднократно меняли места своего жительства, наиболее постоянным из которых был Хасаут, в административном отношении позднее отнесенный к Кабардинскому округу. Однако это еще не дает достаточного основания, что Жерештиевы — “природные кабардинцы”, как сами себя называли некоторые из них. В литературе встречаются сведения о тейпах (племя, “общество”), переселившихся в XVIII в. из Ингушетии в Панкисское ущелье Грузии, среди которых есть “Эршти”. Отмечается также, что “особенно значительная группа чеченского населения, называвшаяся эрштинцами, обитала на реке Карабулак. Даже так их и называли”. Фамилия Жерештиевых, вероятно, и восходит к указанным этнонимам “эршти” и “эрштинцы”.

В период земельной реформы относительно мелких аулов, находившихся в верховьях р.Малки и на ее притоках, было решено: “Аулы Женуса и Юсупа Жерештиевых (родные братья.— С, Б.), Шипшикова, Урды, населенные по преимуществу горцами, в случае переселения в Большую Кабарду ... образуют один аул, которому место будет указано своевременно”. В соответствии с этим образовался в 1865 г. новый аул Жерештиева на Хасауте, который назывался также Хасаутско-Жерештиевским, о чем известно из предписания комиссии землемеру Сокольцову от 27 сентября 1865 г.: “Вы отправитесь на Хасаут в аул Жерештиева и укажете новому поселению землю на 100 дворов в количестве 75 десятин на каждый двор”. Однако жерештиевцы настаивали, чтобы их оставили на прежнем месте или дали бы им землю, “называемую Бекичи-Балка”. По поводу этого прошения председатель поземельной комиссии Д.С.Кодзоков уведомлял начальника Кабардинского округа, что еще в прошлом году (1865 г.— С. Б.) они должны переселиться в назначенное им место на Хасаут, которое вдобавок описали и забрали, а если теперь они высказывают, что земля, назначенная для их пользования, неудобна, то это один лишь только их вымысел, сделанный с целью уклониться от переселения и оставаться разбросанными хуторами. Поэтому прошу распоряжения вашего приказать Ерештиевым немедленно переселиться на указанное им место ... подвергнув за годичную почти проволочку взысканию, а Юнуса Жерештиева сверх того за произвольно взятое на себя право подавать просьбы. И Жерештиевым пришлось подчиниться. Вместе с тем жители аула Жерештиева не закрепились на новом месте, а постепенно переселялись в с.Кармова, некоторые же считались жителями обоих селений. Так, Адильгирей Жерештиев в одном протоколе писал: “ ... житель с.Хасаут, проживаю на своем хуторе, на кармовской земле”. Разновременно и разрозненно переселявшиеся жители в с.Кармова присоединились к Думановскому кварталу, однако не слились с ним, а образовали самостоятельный квартал, который получил официальное признание лишь в 1914 г. Выделение жерештиевского квартала началось в 1910— 1911 гг. и совпадает хронологически с периодом работы сельским старшиной Талиба Кашежева, да и стало возможным, главным образом, благодаря ему. Летом 1910 г. по инициативе жителей Думановского квартала Дотлуко, Яхьи, Магомета Маргушевых, Бяля Люова и Закирея Багова, Исмаила Апыкова и Хазыра Дзамыхова началось строительство второй квартальной мечети, которое велось без разрешения местных властей и технического надзора. Об этом окружной администрации стало известно из прошения, поданного уполномоченными от враждебно настроенных к жерештиевцам жителей Думановского квартала. Из документа выясняется действительная причина возведения мечети, начатого якобы, как говорили его инициаторы, только для обслуживания религиозных нужд строителей. По этому поводу начальник Нальчикского округа полковник Клишбиев писал в Терское областное правление о том, что упомянутые выше Маргушевы и другие задумали отделиться от Думановского квартала и составить свой, Жерештиевский, квартал, с целью получить при разделе общественной юртовой земли, отданной в пользование Думановского квартала, участка лучшего качества. Отсюда видно, что строительство мечети служило прикрытием основной цели — добиться улучшения материальных условий жизни и получить пусть небольшие, но все же некоторые свободы, которыми пользовались жители со статусом квартала.

Несмотря на запрет местных властей и народного кадия, мечеть была построена к 1 ноября 1910 г. После этого строители стали добиваться разрешить в ней богослужение. В этой просьбе Клишбиев отказал, а мечеть по его приказу была заперта и опечатана. Грубый произвол и надругательство над религиозными чувствами верующих довели до того, что “толпа жителей сел. Кармово, подстрекаемая Маргушевыми и другими, самовольно открыла указанную мечеть”. Однако, как только начальство узнало об этом из прошения Думанова, последовало предписание выяснить виновников такого самоуправства и донести, сделать немедленное распоряжение о закрытии вторично мечети, а также изгнать своевольцев из мечети и запечатать таковую и начать следствие для привлечения виновных к ответственности. К этому следственному делу непосредственное отношение имел Талиб Кашежев, работая в 1911 г. старшиной с.Кармова. Любимца простого народа начальник округа Клишбиев не жаловал. Более того, он был настроен враждебно. О крайне натянутых отношениях ко времени инцидента с мечетью красноречиво говорит предписание Клишбиева от 23 июня 1911 г.: “Вами наперекор решения бывшего народного кадия и без всякого утверждения с моей стороны допущен к несению обязанностей сельского кадия Куготов. Подобное действие является самоуправным, за что в последний раз объявляю Вам выговор и предписываю сейчас же устранить Куготова и представить ко мне список нескольких кандидатов на должность эфендия для выбора из них более соответствующего”. Позиция Т. Кашежева в очередном конфликте из-за раздела общественной земли вызвала новый грозный окрик начальства: “Вообще я усматриваю, что Вы не стремитесь к установлению в селении тишины и спокойствия, а создаете распри”. В такой вот неприязненной обстановке Кашежев и получил предписание начальника участка дать объяснение о случившемся в мечети и представить зачинщиков. В создавшейся ситуации Талиб Кашежев проявил гибкость. Сначала он выехал в с.Ашабово, чтобы оперативно связаться с окружным начальством по телефону (телефонная связь с Нальчиком была установлена как раз в 1911 г.), спрашивая разрешения о представлении всех виновных, на что, как он, очевидно, и рассчитывал, ответили, что “помещать 54 человека негде, надо выяснить виновников, т.е. зачинщиков несколько человек и представить их”. Кашежев, естественно, не выдал требуемых лиц и заявил, что “выяснить этого нельзя было, потому отвечали: мы все — и никого не выдавали”. О том же свидетельствует и протокол дознания, проведенного начальником 1-го участка 10 ноября 1911 г. В его ходе были опрошены Хамид Люев, Исмаил Апиков, Абдулла Кештов, Каншао Сонов и Мастафа Кештов. Все они заявили, что не видели, кто именно взломал замок на двери мечети. После этого протокол дознания был отправлен вместе с прошением Кашежева и протоколом его объяснения судебному следователю Нальчикского округа.

Из заключения Кашежева прослеживается, что он сочувствовал запротестовавшим и был на их стороне: “... как только жители верхнего квартала Думановского (Жерештиевцы), — писал он,— заявили мне о том, что ввиду поста и отдаленности других мечетей, а следовательно, и за неимением где совершать моления, они, 54 домохозяев, с общего всех согласия открыли запертую мечеть и молятся в ней, то я тотчас же составил протокол и отправил на имя начальника по почте”. Приведем и выдержки из упомянутого протокола. “1911 г., августа 27 дня. Я, старшина селения Кармова 1-го участка Нальчикского округа Талиб Кашежев, составил настоящий протокол в следующем: утром сего числа в сельское правление явились жители Верхне-Думановского (Жерештиевского) квартала по одному с каждого двора числом 53 ... и заявили мне, что они прошлую ночь собрались все и с общего согласия отперли дверь подобранным ключом и вошли в запертую по распоряжению начальника округа мечеть и там производили обычное во время поста богослужение “таурах” и другие моления, которые и будут продолжаться, хотя это им воспрещено. На такой поступок они решились по следующей причине: им надоело ходить молиться по мечетям других кварталов, а теперь в пост это им особенно тяжело. На требование не служить в этой мечети они заявили, что не послушаются никого, пусть делают с ними, что угодно”. Это был настоящий социальный протест, хоть и невооруженное, но решительное выступление трудящихся против произвола властей, которое, судя по всему, не только поддерживалось, но и нелегально направлялось Кашежевым. Этим, очевидно, объясняется и досрочное его отстранение от должности старшины селения в том же 1911 г. Спустя несколько лет, 29 мая 1914 г., областное правление разрешило наконец открыть мечеть, правда, под наблюдение и ответственность начальника Нальчикского округа “для временного совершения в ней богослужения”. Тем самым областная администрация была вынуждена задним числом фактически признать образование нового, Жерештиевского, квартала, а заодно и свое поражение.

Кабардинские фамилии: истоки и судьбы”
С.Н. Бейтуганов