|
После получения от Шёгрена отзыва на Грамматику 1840 г., Ногма начал ее перерабатывать, не меняя графической основы. В
частности, Ногма после замечаний Шёгрена отказался от таких знаков, как «ять», «я», «ю», «i», «ь», а в области согласных
сделал попытку изобрести для некоторых из них цельные, без диакритики, буквы. После того, как Ногма был поддержан Умаром
Шеретлоковым, и появилась перспектива применения его Грамматики в связи с проектом кабардинского училища, Ногма начал
перерабатывать Грамматику 1840 г. в другом направлении: через изменение ее графической основы на арабско-персидскую.
Сравнение Грамматик 1840 и 1843 гг. наводит на серьезные размышления.
Под влиянием идеи открытия кабардинского училища Ногма кардинально пересмотрел идеологию своей Грамматики. Он изменил
название своего труда на «Начальные правила Кабардинской грамматики»; взамен алфавита на русской графической основе
составил алфавит на арабско-персидской графической основе; в новом предисловии слово «русский» употребил только один раз,
а о Петербурге не упомянул вообще; убрал в тексте предисловия слова, в которых говорится об изучении кабардинцами русского
языка и русскими — кабардинского. Идеология Грамматики 1840 г. была тройственной: кабардинская грамота для кабардинцев,
русский язык для кабардинцев и кабардинский язык для русских. Грамматика же 1843 г. ясно содержит одну цельную идею:
изучение кабардинцами кабардинской грамоты.
Характерно, что если в предисловии к Грамматике 1840 г. Ногма обращался к русскому читателю вообще, то в предисловии к
Грамматике 1843 г. Шора пишет, что не знает, к кому обращается, и ему кажется, что он составил Грамматику для потомков, а
не для современников. Грамматика 1843 г. отличается от предыдущей большей научностью. Прочитав внимательно все предисловие
к Грамматике 1843 г., нетрудно ответить на вопрос, поставленный самим Шорой Ногма: «И для кого?» В самом деле, такое
сочинение могло быть написано только для членов Академии наук.
Работу над «Начальными правилами Кабардинской грамматики» Ногма не завершил. Основная часть этой работы заключалась в
переделывании «Начальных правил А(н)тыхенской грамматики» с русской на арабскую графическую основу. Переписчик переписал
первую часть — «Словопроизведение». Две остальные части — «Словосочинение» и «Произношение» — автор так и не успел
переделать. Рукописи Ногма после его смерти были отосланы по распоряжению военного министра Чернышева из С.-Петербурга в
Тифлис. В 50-х гг. XIX в. они, вероятно, были подарены известному кавказоведу П.К.Услару (1816—1875), имевшему
правительственное поручение по лингвистическому исследованию Кавказа.
Хронологию филологического творчества Шоры Ногма можно восстановить довольно точно благодаря существованию нескольких
вариантов его Грамматики. Труднее сделать это по отношению к его историческому сочинению, потому что оно дошло до нас только
в окончательном варианте. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что это труд не одного-двух лет, а десятилетий. Довольно
запутана история названия этого сочинения. Самая первая публикация его в «Закавказском вестнике» за 1847 г. называется «О
Кабарде». Но это не авторское, а редакционное название.
Собирание материала для своей книги Ногма начал с исторических преданий. Определяя источниковую базу своего труда, Ногма
первым из 8 источников указал: «Изустные предания, известные в народе под названием сказания старцев». Точно неизвестно,
когда Ногма начал собирать исторические предания. Caм он писал: «Имея часто случай участвовать в общественных беседах, я с
жадностью слушал повествования наших стариков и с течением времени успел собрать множество слышанных от них преданий и
песен». Право участия в общественных беседах у Ногма могло появиться не раньше занятия должности муллы в 1815г. Однако нет
никаких сведений, что он интересовался в эти годы историей. Все его помыслы в 1810-е гг. были направлены на теологию и
филологию. И тем не менее следует думать, что именно в эти годы создавались предпосылки для пробуждения интереса Ногма к
истории. С одной стороны, практическая деятельность муллы тесно связана с народными обычаями, празднествами и «общественными
беседами», а с другой — для Ногма непосредственной причиной занятия филологией и создания алфавита послужила попытка записи
фольклорных текстов.
Собственное научное историческое творчество Ногма могло начаться только в С.-Петербурге. Приехав в С.-Петербург в 1830 г.,
Ногма прочитал «Историю государства российского» Н.М.Карамзина, в самом начале которой изложена теория о происхождении
славян от антов. Имея достаточный багаж знания адыгских фольклорных текстов, Шора сразу же ассоциировал историю антов с
древней историей адыгов и пришел к выводу, что Карамзин ошибается, и что анты — предки не славян, а адыгов. Именно с этого
открытия, являющегося одновременно и открытием исторической науки, можно вести отсчет научной деятельности Ногма.
К началу 1840-х гг. Ногма, видимо, уже имел некое целостное сочинение.Как минимум с сентября 1839 г. по февраль 1840 г.,
как это свидетельствует из писем Кодзокова, Ногма усиленно занимался доработкой своего исторического сочинения. В 1841 г.
Ногма представил свое сочинение корпусному командиру и, получив одобрение, в 1843 г. послал его в «Закавказский вестник».
Исходя из свидетельства Берже, исторический труд Ногма к 1843 г. имел авторское название «История адыхейского народа». Ногма
давал читать свой труд нескольким людям. Одним из них был Кодзоков, который в 1839 г. ознакомился с его еще незавершенным
вариантом.
В 1844 г. Ногма повез свои труды в С.-Петербург. Среди них была и рукопись его знаменитого исторического сочинения. Эта
рукопись дошла до нашего времени и носит название «Предания черкесского народа». По аналогии с изменением названия
филологических трудов Ногма – с «Начальных правил Атыхейской грамматики» на «Начальных правил Кабардинской грамматики» -
было изменено название и исторического труда.
Из воспоминаний современников создается впечатление, что Ногма был в молодости человеком подвижным и здоровым. На здоровье
Ногма могли отрицательно сказаться два фактора. Первый — служба в С.-Петербурге в 1830—1835 гг. Непривычный суровый
петербургский климат, как правило, плохо переносился кавказцами. Второй фактор, который мог подорвать здоровье Ногма,— это
«сидячий образ жизни». Современники отмечают, что в то время кабардинцы не привыкли к «сидячей жизни». И то, что с
36-летнего возраста (с 1830 г.) Ногма регулярно занимался писарской и научной работой, а с 44-летнего возраста (с 1838 г.)
вообще безотрывно должен был находиться в Кабардинском временном суде — этот переход от активной жизни к сидячей в таком
возрасте не мог не отразиться на его здоровье.
Первое документальное упоминание о самочувствии Ногма встречается 10 мая 1841 г. в свидетельстве № 553, где сказано, что
секретарю суда Шоре Ногма «по болезненному его состоянию, для пользования минеральными водами» в Пятигорске, предоставлен
отпуск.
В следующем 1842 году, 5 апреля Ногма предписанием № 343 снова был отправлен «за болезнию, на минеральные воды». На этот раз
он лечился 6 месяцев, после чего, как мы знаем, не выходя на работу, 31 октября 1842 г. подал прошение об увольнении с
должности. Были и другие причины ухода Ногма с работы, но главным поводом была все-таки болезнь. К весне 1843 г. он
поправился и Кабардинский временный суд писал, что «поручик Шора Бек Мурзин от пользования минеральными водами получил
облегчение».
|
